Итак, начнем с обещанных кладбищенских (Ыыыы! ) фоток.
Но сначала - небольшой экскУрс в историю.
Юрий Рябинин
КЛАДБИЩЕ В НЕМЕЦКОЙ СЛОБОДЕ
Среди многих новых кладбищ, появившихся в Москве в моровом 1771 году, было устроено и особенное кладбище для иноверцев, умерших чумою. Расположилось оно вблизи Немецкой слободы — на Введенских горах. С тех пор и до 1917 года оно оставалось единственным кладбищем в Москве, где хоронили так называемых «западных христиан». Только уже в советское время, когда погребение чаще всего не имело значения религиозного обряда, на Введенском кладбище стали хоронить без разбора конфессий. И теперь там даже больше захоронений русских и еврейских, чем латинских и лютеранских.
Кладбище находится на высоком северном берегу реки Синички, впадающей в Яузу слева. Правда, теперь Синички не найти, ее давно уже постигла участь большинства московских малых рек: она заключена в коллектор и течет под землей. Но живописное «прибрежное» расположение кладбища так и не изменилось: рельеф Введенских гор заметен здесь вполне отчетливо, причем он эффектно подчеркивается характерными ориентирами — величественными памятниками и часовнями.
Уже от самых ворот, выполненных в готическом стиле, Введенское кладбище неизменно производит впечатление нерусского и неправославного. Его дореволюционное «иноверческое» прошлое сохранилось почти в целостности. Восьмиконечный крест здесь едва увидишь. Зато во множестве стоят латинские «крыжи», распятия, аллегорические скульптуры, всякие портики с дверями в загробный мир, часовни, имитирующие разные западноевропейские архитектурные стили и т.д.
Тем, что на кладбище так хорошо и в таком количестве сохранились старые немецкие захоронения, изумляются даже приезжие немцы. Однажды нам повстречался здесь пожилой человек, который бродил по аллеям и проливал слезы почти над каждой могилой с немецкой надписью. Вот что он рассказал. Сейчас он живет где-то в западной части ФРГ, но родился в другом конце Германии — в небольшом немецком городке неподалеку от Данцига (Гданьска). Раньше эта местность называлась Западной Пруссией, и там проживало смешанное немецкое и польское население. Причем и те и другие жили в этих местах веками. И для поляков, и для немцев эта земля была родной. На сотнях «иноверческих» кладбищ — и латинских, и лютеранских — там было похоронено много поколений их предков. Но в 1945 году Западная Пруссия, вместе с Померанией, Силезией и другими землями, была передана Польше. И поляки, по словам этого немца, в первые месяцы 45-го, когда фронт ушел на запад, учинили гражданскому немецкому населению натуральное истребление. Убить мирного немца в этот период в Польше можно было совершенно безнаказанно. Это почиталось чуть ли не доблестью. И немцы искали защиты в это время у Красной Армии! Еще не наступил мир, Красная Армия была с Германией в состоянии войны, и тем не менее немцы, оставшиеся в тылу наших фронтов, именно у русских искали спасения. Так неистовствовали поляки.
Через много лет этому немцу удалось побывать на родине. Он без труда узнал свой городок, — тот почти не изменился, он легко нашел свой дом, там теперь жили поляки. Единственное, чего ему не удалось отыскать, это хотя бы одну немецкую могилу на кладбищах, на которых веками хоронили немцев. Иные лютеранские кладбища стали теперь польскими, а иные вообще были безжалостно срыты. Поляки старательно уничтожили всякое напоминание о каком-то инородческом присутствии в своей стране.
И вот этот человек, оказавшись в Москве на Введенском кладбище, был совершенно потрясен тем, что у русских, у которых, казалось, имеется претензий к немцам больше, чем у какого-либо другого народа, в их столице находится большое немецкое кладбище, благополучно пережившее и «Германскую», и Великую Отечественную, и до сих пор не утратившее свой колоритный «немецкий» облик.
На другом конце кладбища находятся две французские братские могилы— летчиков из полка Нормандия–Неман и наполеоновских солдат. Над могилой французов, погибших в Москве в 1812 году, установлен величественный монумент, огороженный массивной цепью. Вместо столбов эту цепь поддерживают пушки эпохи наполеоновских войн, вкопанные жерлами в землю.
Одно из самых почитаемых захоронений на Введенском кладбище — это могила Федора Петровича Гааза (1780–1853), врача, прославившегося своей бесподобной филантропией. Доктор Гааз сделался в России примером самого беззаветного, самого жертвенного служения людям. Его выражение «Спешите делать добро» стало девизом российской медицины.
На Введенских горах похоронены еще многие известные московские «иноверцы»: биолог и естествоиспытатель, профессор Московского университета и директор университетского зоологического музея Карл Францевич Рулье (1814–1858); генерал П.П. Пален (1778–1864), который в 1812 году, находясь со своим корпусом в арьергарде 1-й русской армии и сдерживая многократно превосходящего числом неприятеля, позволил Барклаю отойти к Смоленску и, таким образом, спас армию, а значит, и всю кампанию; скрипичный мастер, получивший в 1924 году от рабоче-крестьянской власти довольно-таки экзотическое звание «заслуженного мастера Республики», чех Евгений Францевич Витачек (1880–1946); семья известных московских фармацевтов и аптекарей Феррейнов (этим именем нынешний небезызвестный предприниматель В.Брынцалов назвал свой фармацевтический завод). Феррейны на рубеже XIX–XX веков открыли в Москве несколько аптек, и некоторые из них работают до сих пор — например, на Никольской улице, на Серпуховской площади.
В советский период Введенское кладбище, вполне сохранив свой характерный западноевропейский вид, становится преимущественно русским. Хотя местные жители неизменно и по сей день называют его Немецким. В это время здесь были похоронены художники Виктор Михайлович Васнецов (1848–1926) и его брат Аполлинарий Михайлович (1856–1933); крупнейший российский издатель, владелец влиятельнейшей газеты «Русское слово», прозванной современниками «фабрикой новостей» и «Левиафаном русской прессы», Иван Дмитриевич Сытин (1851–1934); архитектор, автор проекта Музея изящных искусств им. Александра III (им. Пушкина), универмага «Мюр и Мерилиз» (ЦУМ), «Чайного дома» на Мясницкой и многого другого Роман Иванович Клейн (1858–1924); архитектор Константин Степанович Мельников (1890–1974), построивший в Москве несколько клубов в духе конструктивизма и особенно прославившийся проектом собственного дома в Кривоарбатском; артисты Анатолий Петрович Кторов (1898–1980), Алла Константиновна Тарасова (1898–1973), Татьяна Ивановна Пельтцер (1904–1992), солистка Большого театра Мария Петровна Максакова (1902–1974); режиссер, автор картин «Освобождение», «Солдаты свободы» и других Юрий Николаевич Озеров (1921–2001) и его брат, известный спортивный комментатор Николай Николаевич Озеров (1922–1997); писатели Михаил Михайлович Пришвин (1873–1954), Степан Гаврилович Скиталец (1868–1941), «возлюбленная» М. Цветаевой поэтесса Софья Яковлевна Парнок (1885–1933), Дмитрий Борисович Кедрин (1907–1945), любимый писатель Мао Цзэдуна Феоктист Алексеевич Березовский (1877–1952), Ираклий Луарсабович Андроников (1908–1990), Сергей Васильевич Смирнов (1912–1993); литературоведы и культурологи Алексей Николаевич Веселовский (1843–1918), Михаил Михайлович Бахтин (1895–1975), Владимир Владимирович Ермилов (1904–1965), Вадим Валерьянович Кожинов (1930–2001); москвовед Яков Михайлович Белицкий (1930–1996); знаменитые боксеры Виктор Павлович Михайлов (1907–1986), Николай Федорович Королев (1917–1974), Валерий Владимирович Попенченко (1937–1975); первый маршал, похороненный не в Кремле и не на Новодевичьем, — Григорий Александрович Ворожейкин (1895–1974); выдающийся ученый-физик, лауреат Нобелевской премии Илья Михайлович Франк (1908–1990). На кладбище могилы более чем сорока Героев Советского Союза.
На Введенских горах похоронено много православного духовенства: митрополит Трифон (Туркестанов; 1861–1934), изображенный П.Кориным на картине «Русь уходящая»; настоятель храма Николы Большой крест на Ильинке Валентин Павлович Свенцицкий (1879–1931); настоятель храма Иоанна Воина на Якиманке Александр Георгиевич Воскресенский (1875–1950), который во время войны при бомбежках Москвы сутками стоял, как столпник, на колокольне своего храма и молился, чтобы Господь избавил москвичей от погибели и даровал победу русскому воинству.
В 1925 году здесь был перезахоронен из Донского монастыря сам патриарх Тихон. Но в 1946 году его останки перенесли назад, в Донской монастырь: в этот год в Москве собрались патриархи поместных церквей, и перед их приездом останки Тихона ночью, тайком были эксгумированы и перенесены на его первоначальное место упокоения — в только что отремонтированный и открытый для богослужений Малый Донской собор.
После ликвидации в 30-е годы Лазаревского кладбища на Введенских горах был перезахоронен известный и любимый в Москве священник о. Алексей Мечев — настоятель храма Николая Чудотворца в Кленниках, на Маросейке. Совсем недавно о. Алексей был прославлен Русской церковью, мощи святого обретены и теперь почивают в родном его храме на Маросейке.
На Введенском кладбище много достопримечательных памятников. На могиле М.Пришвина стоит надгробие работы С.Коненкова. Мраморная скульптура на могиле протоиерея Александра Третьякова выполнена М.Антокольским. В часовне над склепом семейства Эрлангеров, построенной архитектором Ф.Шехтелем, находится мозаичное изображение Христа Сеятеля работы К.Петрова-Водкина.
Тот самый склеп семьи Эрлангеров - место с неразгаданной мною тайной. Читайте ниже
С этой часовней связана, пожалуй, самая замечательная история, случившаяся на московских кладбищах в 1990-х. Собирать средства на реставрацию часовни взялся приход церкви Петра и Павла, что на соседней Солдатской улице. И батюшка благословил стоять возле часовни с кружкой некую подвижницу, может быть, даже и блаженную, — Тамару. Которая не только собирала пожертвования, не только сама расчищала склеп под часовней от земли и векового мусора, но и решительно поселилась на кладбище: она смастерила возле часовни шалаш, вроде кельи схимника-отшельника, и жила там довольно долго, пока не исполнила своего послушания. На ночь кладбище закрывалось, и тетя Тамара, как называли ее кладбищенские работники, оставалась совершенно одна в своем шалаше среди всей этой сумрачной готики, под недвижимыми взглядами скульптур, которые и днем-то производят впечатление довольно жуткое, а уж ночью, наверное, вообще должны повергать всякого в оцепенение. Утром работники отворяли ворота кладбища, и их в ограде как ни в чем не бывало встречал совершенно живой, улыбающийся человек с медной кружкой на шее. Но однажды тетя Тамара исчезла и больше никогда не появлялась на Введенских горах. И, как обычно бывает в таких случаях, она превратилась в образ легендарный. Рассказывают, что ее видели в Москве возле разных храмов: будто бы она стоит там с неизменной своей кружкой и все собирает пожертвования для каких-то благих целей.
Днем часовня Эрлангеров открыта, и всякий может там зажечь свечу и полюбоваться на шедевр. (*Ни фига ,кстати, я никогда не видела ее открытой )Многие, впрочем, не только любуются, но и оставляют на наружных стенах этой и других часовен свои «печалования» ко Господу. И право же, некоторые из них очень занимательные. Они красноречиво передают настроение и заботы наших современников. Вот некоторые. «Господи! Подай семейного счастья», «Господи, вразуми меня, пошли мне внутреннее удовлетворение», «Господи! Мне нужно очень много денег! Помоги мне!», «Господи, помоги найти работу. Владимир», «Господи, помоги сыну перевестись в хорошее место. Помоги мужу вылечиться от лютого недуга — пьянства. Помоги сыну сдать экзамены. Мне закончить учебу и пойти в отпуск», «Господи, прошу тебя, верни мужа в семью. Мы с ребенком ждем и любим его», «Господи! Я хочу мира во всем мире! Дай мне сил поступить в институт. И помоги найти постоянную любовь. Прости меня и всех за наши грехи! Аминь. Ирина. 25.01.2003», «Господи, помоги мне выйти на эту сессию и сдать ее», «Господи, помоги подготовиться и сдать начерталку завтра на 4, пожалуйста», «Господи, помоги мне сдать все экзамены по теории и практике на отлично, чтобы получить права на вождение автомобиля. Хочу хорошо знать правила дорожного движения. Сделай так, чтобы у меня получались все упражнения и задачи на автомобиле, чтобы я стала отличным водителем. Аминь! 15.09.2002», «Господи! Открой мне новый путь в Германию!», «Господи, избавь моего сына от мусульманки», «Господи, пусть Осман вернет мне деньги. Господи, пошли мне удачи во всем. 20.XII.2001», «Господи, помоги, чтобы меня никогда не тревожили с претензиями по финансовым и правовым вопросам. Господи, помоги выйти замуж за хорошего человека. Спасибо. 9.12.01», «Господи! Помоги мне быть любимой», «Господи, хочу красивого, богатого, любящего парня. Аминь» — и многое другое. Всех записей на часовнях Введенского кладбища хватило бы на добрую книгу.
Была на Введенском кладбище когда-то еще одна достопримечательность, известная всей православной Москве. Но в советское время ни в одном источнике это, по понятным причинам, упомянуто раньше быть не могло. На надгробии фабрикантов мануфактурных изделий Кноппов стояла фигура Христа, почитаемая как чудотворная. А.Т. Саладин так описывает это надгробие: «Огромная продолговатая площадка с оградой в греческом вкусе, с вазами на столбах, замыкается руинами античного портика. У входа на ступеньках во весь рост стоит бронзовое изваяние Христа работы prof. R. Romanelli. Невольно останавливаешься перед этим памятником. Исчезают вдруг окружающие его могилы, оживает Христос, движется его рука, указывая на вход, и слышится тихий голос: memento mori!» (Есть свидетельства, что скульптура Христа была гранитная или мраморная.) Ежедневно много людей собиралось у надгробия Кноппов. Причем все паломники приносили с собой воду. Водой поливали десницу Христа, и, когда она стекала, ее тут же собирали во что-нибудь. Как рассказывают, та вода приобретала чудодейственные лечебные свойства, и очень многие были исцелены ею. Разумеется, такой объект поклонения не мог долго существовать в советской столице. В 40-е или в 50-е (по разным сведениям) годы фигуру Христа с надгробия Кноппов увезли."
Ну, все, если у вас хватило терпения прочитать это все - вы герои. А теперь - просто фотки.
Их, к сожалению, немного, потому что была я там с подружкой, а надо было - с мужиком, шоб спокойней было. А то ходят всякие... Я на кладбище людей боюсь, вот. :/
Ми тихонько восторгается. Очень, очень интересно. Необыкновенно атмосферно. Спасибо большое
Кладбище такое ветхое и мрачное... сильно отличается от "нашего" - яркого, светлого и какого-то вылизанного. На нашем гораздо больше пустого пространства. А "прогулка" по Введенскому наверняка навевает тоску. Как-то сильней ощущается близость потустороннего мира и присутствие чего-то или кого-то ещё.
Очень впечатляет.
хы... а чего делать? "Размер вашей библиотеки изображений превышает лимит"
Либо почистить библиотеку и потереть все ненужное, либо, если все нужно, завести ещё один дневничок. Иных вариантов не вижу. Но очень уж хочется продолжения, т.ч. решайся
А "прогулка" по Введенскому наверняка навевает тоску. Как-то сильней ощущается близость потустороннего мира и присутствие чего-то или кого-то ещё.
Ты знаешь... тоски нет - есть интерес, любопытство, некое чувство "избранности"... и покоя. И еще... это, смотря с кем ходить туда. У меня подружка - баальшой скептик - была очарована
почистить библиотеку и потереть все ненужное
а если я потру некоторые фотки - из твоего дневника они тоже исчезнут?
Ну завела я дневничок. Тока сдается мне ,что количество картинок ВАЩЕ ограничено. Слушь, Зубастик, у тя аська есть? Вопросы хочку тебе задавать. Глупые. Не хотца ими твой дневник засорять...
Да! Мое называется Энкины записки. Бьенвеню до нас!
А эт к Энке. Она фотограф.
И эт... если есть свое... сюды! Ффсе сюды!!!
Но сначала - небольшой экскУрс в историю.
Юрий Рябинин
КЛАДБИЩЕ В НЕМЕЦКОЙ СЛОБОДЕ
Среди многих новых кладбищ, появившихся в Москве в моровом 1771 году, было устроено и особенное кладбище для иноверцев, умерших чумою. Расположилось оно вблизи Немецкой слободы — на Введенских горах. С тех пор и до 1917 года оно оставалось единственным кладбищем в Москве, где хоронили так называемых «западных христиан». Только уже в советское время, когда погребение чаще всего не имело значения религиозного обряда, на Введенском кладбище стали хоронить без разбора конфессий. И теперь там даже больше захоронений русских и еврейских, чем латинских и лютеранских.
Кладбище находится на высоком северном берегу реки Синички, впадающей в Яузу слева. Правда, теперь Синички не найти, ее давно уже постигла участь большинства московских малых рек: она заключена в коллектор и течет под землей. Но живописное «прибрежное» расположение кладбища так и не изменилось: рельеф Введенских гор заметен здесь вполне отчетливо, причем он эффектно подчеркивается характерными ориентирами — величественными памятниками и часовнями.
Уже от самых ворот, выполненных в готическом стиле, Введенское кладбище неизменно производит впечатление нерусского и неправославного. Его дореволюционное «иноверческое» прошлое сохранилось почти в целостности. Восьмиконечный крест здесь едва увидишь. Зато во множестве стоят латинские «крыжи», распятия, аллегорические скульптуры, всякие портики с дверями в загробный мир, часовни, имитирующие разные западноевропейские архитектурные стили и т.д.
Тем, что на кладбище так хорошо и в таком количестве сохранились старые немецкие захоронения, изумляются даже приезжие немцы. Однажды нам повстречался здесь пожилой человек, который бродил по аллеям и проливал слезы почти над каждой могилой с немецкой надписью. Вот что он рассказал. Сейчас он живет где-то в западной части ФРГ, но родился в другом конце Германии — в небольшом немецком городке неподалеку от Данцига (Гданьска). Раньше эта местность называлась Западной Пруссией, и там проживало смешанное немецкое и польское население. Причем и те и другие жили в этих местах веками. И для поляков, и для немцев эта земля была родной. На сотнях «иноверческих» кладбищ — и латинских, и лютеранских — там было похоронено много поколений их предков. Но в 1945 году Западная Пруссия, вместе с Померанией, Силезией и другими землями, была передана Польше. И поляки, по словам этого немца, в первые месяцы 45-го, когда фронт ушел на запад, учинили гражданскому немецкому населению натуральное истребление. Убить мирного немца в этот период в Польше можно было совершенно безнаказанно. Это почиталось чуть ли не доблестью. И немцы искали защиты в это время у Красной Армии! Еще не наступил мир, Красная Армия была с Германией в состоянии войны, и тем не менее немцы, оставшиеся в тылу наших фронтов, именно у русских искали спасения. Так неистовствовали поляки.
Через много лет этому немцу удалось побывать на родине. Он без труда узнал свой городок, — тот почти не изменился, он легко нашел свой дом, там теперь жили поляки. Единственное, чего ему не удалось отыскать, это хотя бы одну немецкую могилу на кладбищах, на которых веками хоронили немцев. Иные лютеранские кладбища стали теперь польскими, а иные вообще были безжалостно срыты. Поляки старательно уничтожили всякое напоминание о каком-то инородческом присутствии в своей стране.
И вот этот человек, оказавшись в Москве на Введенском кладбище, был совершенно потрясен тем, что у русских, у которых, казалось, имеется претензий к немцам больше, чем у какого-либо другого народа, в их столице находится большое немецкое кладбище, благополучно пережившее и «Германскую», и Великую Отечественную, и до сих пор не утратившее свой колоритный «немецкий» облик.
На другом конце кладбища находятся две французские братские могилы— летчиков из полка Нормандия–Неман и наполеоновских солдат. Над могилой французов, погибших в Москве в 1812 году, установлен величественный монумент, огороженный массивной цепью. Вместо столбов эту цепь поддерживают пушки эпохи наполеоновских войн, вкопанные жерлами в землю.
Одно из самых почитаемых захоронений на Введенском кладбище — это могила Федора Петровича Гааза (1780–1853), врача, прославившегося своей бесподобной филантропией. Доктор Гааз сделался в России примером самого беззаветного, самого жертвенного служения людям. Его выражение «Спешите делать добро» стало девизом российской медицины.
В советский период Введенское кладбище, вполне сохранив свой характерный западноевропейский вид, становится преимущественно русским. Хотя местные жители неизменно и по сей день называют его Немецким. В это время здесь были похоронены художники Виктор Михайлович Васнецов (1848–1926) и его брат Аполлинарий Михайлович (1856–1933); крупнейший российский издатель, владелец влиятельнейшей газеты «Русское слово», прозванной современниками «фабрикой новостей» и «Левиафаном русской прессы», Иван Дмитриевич Сытин (1851–1934); архитектор, автор проекта Музея изящных искусств им. Александра III (им. Пушкина), универмага «Мюр и Мерилиз» (ЦУМ), «Чайного дома» на Мясницкой и многого другого Роман Иванович Клейн (1858–1924); архитектор Константин Степанович Мельников (1890–1974), построивший в Москве несколько клубов в духе конструктивизма и особенно прославившийся проектом собственного дома в Кривоарбатском; артисты Анатолий Петрович Кторов (1898–1980), Алла Константиновна Тарасова (1898–1973), Татьяна Ивановна Пельтцер (1904–1992), солистка Большого театра Мария Петровна Максакова (1902–1974); режиссер, автор картин «Освобождение», «Солдаты свободы» и других Юрий Николаевич Озеров (1921–2001) и его брат, известный спортивный комментатор Николай Николаевич Озеров (1922–1997); писатели Михаил Михайлович Пришвин (1873–1954), Степан Гаврилович Скиталец (1868–1941), «возлюбленная» М. Цветаевой поэтесса Софья Яковлевна Парнок (1885–1933), Дмитрий Борисович Кедрин (1907–1945), любимый писатель Мао Цзэдуна Феоктист Алексеевич Березовский (1877–1952), Ираклий Луарсабович Андроников (1908–1990), Сергей Васильевич Смирнов (1912–1993); литературоведы и культурологи Алексей Николаевич Веселовский (1843–1918), Михаил Михайлович Бахтин (1895–1975), Владимир Владимирович Ермилов (1904–1965), Вадим Валерьянович Кожинов (1930–2001); москвовед Яков Михайлович Белицкий (1930–1996); знаменитые боксеры Виктор Павлович Михайлов (1907–1986), Николай Федорович Королев (1917–1974), Валерий Владимирович Попенченко (1937–1975); первый маршал, похороненный не в Кремле и не на Новодевичьем, — Григорий Александрович Ворожейкин (1895–1974); выдающийся ученый-физик, лауреат Нобелевской премии Илья Михайлович Франк (1908–1990). На кладбище могилы более чем сорока Героев Советского Союза.
На Введенских горах похоронено много православного духовенства: митрополит Трифон (Туркестанов; 1861–1934), изображенный П.Кориным на картине «Русь уходящая»; настоятель храма Николы Большой крест на Ильинке Валентин Павлович Свенцицкий (1879–1931); настоятель храма Иоанна Воина на Якиманке Александр Георгиевич Воскресенский (1875–1950), который во время войны при бомбежках Москвы сутками стоял, как столпник, на колокольне своего храма и молился, чтобы Господь избавил москвичей от погибели и даровал победу русскому воинству.
В 1925 году здесь был перезахоронен из Донского монастыря сам патриарх Тихон. Но в 1946 году его останки перенесли назад, в Донской монастырь: в этот год в Москве собрались патриархи поместных церквей, и перед их приездом останки Тихона ночью, тайком были эксгумированы и перенесены на его первоначальное место упокоения — в только что отремонтированный и открытый для богослужений Малый Донской собор.
После ликвидации в 30-е годы Лазаревского кладбища на Введенских горах был перезахоронен известный и любимый в Москве священник о. Алексей Мечев — настоятель храма Николая Чудотворца в Кленниках, на Маросейке. Совсем недавно о. Алексей был прославлен Русской церковью, мощи святого обретены и теперь почивают в родном его храме на Маросейке.
На Введенском кладбище много достопримечательных памятников. На могиле М.Пришвина стоит надгробие работы С.Коненкова. Мраморная скульптура на могиле протоиерея Александра Третьякова выполнена М.Антокольским. В часовне над склепом семейства Эрлангеров, построенной архитектором Ф.Шехтелем, находится мозаичное изображение Христа Сеятеля работы К.Петрова-Водкина.
С этой часовней связана, пожалуй, самая замечательная история, случившаяся на московских кладбищах в 1990-х. Собирать средства на реставрацию часовни взялся приход церкви Петра и Павла, что на соседней Солдатской улице. И батюшка благословил стоять возле часовни с кружкой некую подвижницу, может быть, даже и блаженную, — Тамару. Которая не только собирала пожертвования, не только сама расчищала склеп под часовней от земли и векового мусора, но и решительно поселилась на кладбище: она смастерила возле часовни шалаш, вроде кельи схимника-отшельника, и жила там довольно долго, пока не исполнила своего послушания. На ночь кладбище закрывалось, и тетя Тамара, как называли ее кладбищенские работники, оставалась совершенно одна в своем шалаше среди всей этой сумрачной готики, под недвижимыми взглядами скульптур, которые и днем-то производят впечатление довольно жуткое, а уж ночью, наверное, вообще должны повергать всякого в оцепенение. Утром работники отворяли ворота кладбища, и их в ограде как ни в чем не бывало встречал совершенно живой, улыбающийся человек с медной кружкой на шее. Но однажды тетя Тамара исчезла и больше никогда не появлялась на Введенских горах. И, как обычно бывает в таких случаях, она превратилась в образ легендарный. Рассказывают, что ее видели в Москве возле разных храмов: будто бы она стоит там с неизменной своей кружкой и все собирает пожертвования для каких-то благих целей.
Днем часовня Эрлангеров открыта, и всякий может там зажечь свечу и полюбоваться на шедевр. (*Ни фига ,кстати, я никогда не видела ее открытой
Ну, все, если у вас хватило терпения прочитать это все - вы герои. А теперь - просто фотки.
Их, к сожалению, немного, потому что была я там с подружкой, а надо было - с мужиком, шоб спокойней было. А то ходят всякие... Я на кладбище людей боюсь, вот. :/
и мрачной, манящей красотой...
Ми тихонько восторгается. Очень, очень интересно. Необыкновенно атмосферно. Спасибо большое
Кладбище такое ветхое и мрачное... сильно отличается от "нашего" - яркого, светлого и какого-то вылизанного. На нашем гораздо больше пустого пространства. А "прогулка" по Введенскому наверняка навевает тоску. Как-то сильней ощущается близость потустороннего мира и присутствие чего-то или кого-то ещё.
Очень впечатляет.
хы... а чего делать? "Размер вашей библиотеки изображений превышает лимит"
Либо почистить библиотеку и потереть все ненужное, либо, если все нужно, завести ещё один дневничок. Иных вариантов не вижу. Но очень уж хочется продолжения, т.ч. решайся
Ага... именно так.
А "прогулка" по Введенскому наверняка навевает тоску. Как-то сильней ощущается близость потустороннего мира и присутствие чего-то или кого-то ещё.
Ты знаешь... тоски нет - есть интерес, любопытство, некое чувство "избранности"... и покоя. И еще... это, смотря с кем ходить туда. У меня подружка - баальшой скептик - была очарована
почистить библиотеку и потереть все ненужное
а если я потру некоторые фотки - из твоего дневника они тоже исчезнут?
Угу, исчезнут отовсюду, где ты их выкладывала.
А фоток-то еще полно-о-о-о.... а в моем дневнике ограничений не будет?
ЗЫ: А столб высокий, вроде, не исчез... щас поставлю ище один експеримент...
Столб у тебя не исчез. Ты можешь видеть все картинки, которые сохранены у тебя на компе. А я вот не могу. Верни столб, я его себе сохраню...
Ну завела я дневничок. Тока сдается мне ,что количество картинок ВАЩЕ ограничено. Слушь, Зубастик, у тя аська есть? Вопросы хочку тебе задавать. Глупые. Не хотца ими твой дневник засорять...
Да! Мое называется Энкины записки. Бьенвеню до нас!
Не, не... не в дневнике дело... тебе нужно ещё раз зарегистрироваться под новым ником, чтобы у тебя было новое место на ещё 30 МБ.
Номер аськи - 155173881.